— Оружие держать при себе постоянно, рядовой! Что, на гражданке расслабился без меры?!
Наверное, это был сержант. Каюсь, я его не запомнил. Мутное бурое-зеленое пятно с кепи на бритой голове на фоне багрового рассвета.
— Прощу прощения, где мои инструменты?
— Какие…, инструменты?! Рядовой, ты не дома, у мамочки! Привести себя в порядок и отвечать по уставу!!!
Я прочистил мизинцем зазвеневшее ухо и тихо ответил:
— Орать на молодых будешь, кто титьку забыть не успел. А я доктор. И по правилам мобилизации должен получить походный набор инструментов и "медицину". А ружье это можешь себе в одно место засунуть. Потому что по законам призыва и военного времени, медицинский персонал не должен вооружаться и пользоваться какими-либо средствами поражения противника. И если вы это забыли, то я вынужден вам напомнить…
Тем утром было очень тихо. Так тихо, что я слышал, как потрескивают остывающие двигатели у транспортника за спиной, и как сипло икает солдатик слева от господина, принимавшего пополнение. Видимо, я там был первый из волны "бывших штатских", кто про погоны вспоминал раз в пять лет на эпизодических сборах, и о субординации имел крайне смутное представление.
Как ни странно, бравый вояка, чье лицо вымылось со временем из моей памяти, сдержался и даже не дал мне в зубы, что я успел неоднократно повидать за время моего путешествия. Он лишь зло сплюнул мне под ноги и процедил:
— Штурмовая винтовка и боекомплект записаны на твое имя, рядовой. За утерю — штрафбат. А теперь собирай барахло и в барак номер четыре. Там тебе быстро мозги вправят… Духтор…
Захлопнув крышку коммуникатора, этот милый человек брезгливо добавил:
— Согласно законам войск специального назначения, куда вы зачислены по военной специальности, звание младшего лейтенанта вам будет присвоено только после сдачи соответствующих тестов. А пока, рядовой, отдать честь старшему по званию и в место назначения… БЕГОМ!!!
Я кое-как приложил правую руку к непокрытой голове, навьючил на себя выданное барахло, положил на тяжелый ящик с продуктами блестящее смазкой ружье и засеменил по направлению к бараку номер четыре. Бегом, так бегом, мне не жалко.
Ввалившись как загнанная лошадь под крышу длинного закамуфлированного здания, я свалил ношу на пол и посмотрел на мужчин, синхронно повернувшихся к новоприбывшему. И лишь когда маленький боец со следами ожога на левой щеке громко выругался, я наконец-то окончательно распрощался с моей утраченной мирной действительностью и осознал, в какую глубокую задницу попал:
— Бра, вы посмотрите, к нам "диетическое мясо" прислали!
И, потянув из ножен тонкий клинок, меченный огнем солдат пошел мне на встречу…
Зачастую эту фразу вырезали на телах убитых туристов, которые по ошибке забредали на территорию, которую контролировали банды "латто" и "ганга-бойз".
Самое обидное при росте "без десяти два" болтаться в воздухе и не доставать ногами до пола. Как говорил мой папа, любивший подвешивать своего непутевого сына за проделки на крюк для старого скафандра: "Учись преодолевать когнитивный диссонанс". Для меня так и осталось загадкой, откуда отец добыл эти два слова, нетипичных для астероидного шахтера, и что за смысл прятал в глубинах трескучей фразы.
Но тогда, в первый день моей действительной военной службы, я определенно испытывал некоторый диссонанс с окружающим миром, с трудом хватая сдавленным горлом воздух и болтая в воздухе тяжелыми ботинками.
Разноцветные ребята, составлявшие большинство в четвертом бараке, определенно нацелились хорошенько поразвлечься. Тем более что чужак принадлежал к категории "диетического мяса": проклятых белых ублюдков, получивших бесплатную общественную школу и шанс на хорошую работу по факту рождения в приличном квартале. И там, где изнеженным белоручкам давали возможность жить припеваючи, нищим ребятам из дальних пригородов приходилось зубами выгрызать в окружающем мире свой кусок хлеба. Так почему бы не проучить "залетного" идиота, перепутавшего двери, и не отыграться на нем за старые обиды? Объявленная мобилизация и спешная переброска к черту на куличики позволит списать любую выходку. Дальше фронта все равно не пошлют, а фронт уже рядом, судя по обрывкам фраз, которые я услышал во время пересылки.
Мое бренное тело поднял в воздух громадный негр. Он с легкостью "подвесил" меня под потолком, вцепившись лопатообразной рукой в тонкую докторскую шею. Нарезающий рядом круги крепыш с обожженной щекой походил на целеустремленную акулу, идущую по кровавому следу за раненным аквалангистом. Придирчиво проверив содержимое моих пустых карманов, он брезгливо пнул сваленные в кучу вещи и озабоченно спросил у напарника:
— Может, мы его в умывальник отнесем? Если уши здесь отрезать, кровью все уляпаем.
Черный как безлунная ночь здоровяк усмехнулся и кивнул. Похоже, он вообще предпочитал делать, а не говорить. Как и большинство в бараке, молча ждавших продолжение представления.
— Будешь резать, ударь сначала сюда, в сердце, — просипел я. — А то кому нужен будет доктор без ушей. Медсестрички любить перестанут.
— О, "мясо" еще и вякает! — восхитилась "акула" и аккуратно чиркнула меня по правой щеке. — Может еще что скажешь, пока я тебя на куски не разобрал?
— Скажу, — я из последних сил выдохнул, разглядывая толпы золотых мушек перед сереющей картинкой. — Ганга-бразе надо сервопривод до ума довести, на двух пальцах неконтролируемый тремор.